Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]
— А что будете делать вы?
— А я попрошу у вас разрешения удалиться: меня ждут.
— Вы женаты?
— Да, у меня двое детей. Новогодние подарки для них у меня в машине…
— Я понимаю. Вы действительно не можете дождаться моего мужа? Я чувствую себя…
— Больной?
— Нет. Голова болит, но ничего страшного. Я просто боюсь оставаться одна!
— В таком случае, я подожду.
— Спасибо.
Мы прошли в спальню, и она снова улеглась на свою роскошную кровать. Такую кровать только снимать в цветном кино.
— Скажите, месье…
— Робертс, Уильям Робертс.
— Извините, у меня в голове все смешалось. Как получилось, что вы узнали об этом несчастном случае?
Я чуть было не пустился в объяснения, но это заняло бы слишком много времени, а меня ждали более неотложные дела.
— В общем… я был в Блю-баре, когда туда позвонила ваша горничная, чтобы узнать, там ли вы. С барменом я на дружеской ноге…
— Мерзавка!
— Почему вы так говорите?
— Она ушла к своим родителям, зная, что мой муж попал в катастрофу! Все горничные таковы: неблагодарные, равнодушные…
Я подумал, что в самом ближайшем будущем мне ко всему прочему еще придется заняться реабилитацией этой девчонки.
— Не включайте свет и постарайтесь заснуть. А я почитаю в гостиной.
— Вы отличный парень, э-э-э… Как вас там?
— Уильям.
— Да, Уильям! Вы действительно отличный парень. Приходите как-нибудь вечером с женой и детьми.
— Мы будем очень рады, Люсьенн. А теперь — хватит разговаривать, я хочу, чтобы вы отдохнули.
И, потушив лампу, я вышел.
Я взял письмо Массэ. Мне надо было сравнить почерк, которым оно было написано, с посвящением на фотографии. Фотографию я, чтобы лучше рассмотреть, вытащил из рамки. После исследования почерков, у меня не осталось ни малейшего сомнения: письмо и посвящение написаны одной рукой.
Вывод: Жан-Пьер Массэ не погиб. Не считая его жены, невозможно было бы найти во всем мире человека, который радовался этому больше, чем я.
Выпив еще виски, я снова позвонил к Фергам. На этот раз трубку сняла Салли. Она даже заикалась от волнения.
— Вилли, что же, в конце концов, происходит?
— Ферг сказал тебе?
— Да. Ты сбил насмерть человека? Это ужасно, дорогой!
— Вовсе нет: он не погиб. Мне нужно навестить его в больнице. Начинайте ужинать без меня, я приеду через часок!
— Хочешь, я приеду к тебе? Стив может подбросить меня.
— Не стоит, Салли. Уверяю тебя, через час я приеду.
Изобразив поцелуй, я быстро повесил трубку, пока моя жена не забросала меня новыми вопросами.
Ступая на цыпочках, я зашел в спальню посмотреть, как там Люсьенн. Она заснула, и в полумраке ее лицо показалось мне совершенно спокойным.
Так же на цыпочках выйдя, я потушил свет в гостиной и в холле. Ключи от входной двери торчали изнутри замочной скважины. Я положил их в карман и, выходя, просто захлопнул дверь за собой.
— Тот, о котором я говорю, казался мертвым!
— Значит, нужно справиться в морге.
Он показал мне дорогу, и я поехал по цементированной дорожке, огибавшей больничный здания. За матово-темными стеклами изредка мелькали какие-то тени. На этажах горели лишь синие лампочки дежурных постов. Для больных эта предновогодняя ночь не отличалась от других ночей. Для них она наступила уже давно.
Морг находился в соседнем здании, с хилым садиком из грустных елей перед фронтоном.
Меня встретил санитар в белом халате, поверх которого был надет фартук из грубой ткани. Лицо парня украшали огромные очки с такими выпуклыми стеклами, что он был похож на экзотическую рыбу. Перед каждой новой фразой он издавал мычание.
— Вы говорите, Жан-Пьер Массэ? Да, есть такой.
— Где он?
Разинув широко рот, санитар уставился на меня, как на новогоднюю витрину магазина.
— Да вы что, — пробормотал он, — где же ему быть? Лежит у меня в холодильнике!
— Я могу взглянуть на него?
Картина происшедшего нынешним вечером снова разваливалась на куски, все становилось совершенно неправдоподобным. Приехав в больницу, я надеялся на чудо, надеялся увидеть Массэ живым. А этот парень из морга уверял, что он умер!
— Вы его родственник?
— Нет.
— Друг?
— Именно так: друг.
— Ваш приятель неважно закончил этот год, а?
Он провел меня в просторное помещение, от пола до потолка выложенное кафельной плиткой; было холодно, каждый звук отдавался эхом. В стене, противоположной входу, одна над другой, напоминая створки печи для выпечки хлеба, располагались «двери». Из всей обстановки, если можно так выразиться, здесь имелась только тележка. От витающего запаха смерти меня подташнивало. Я шел как во сне, не чувствуя пола под ногами. Окажется ли телом Массэ этот труп, который мне предстоит увидеть сейчас? Я надеялся на какую-то фантастическую ошибку.
Подойдя к «дверям», санитар нагнулся и дернул за самую нижнюю ручку. От толстой стены, бесшумно заскользив по рельсам, отошел цинковый ящик.
Санитар молча посторонился. Сделав шаг вперед, я заглянул внутрь бака. Там лежал Массе, я сразу узнал его. За несколько часов его лицо окаменело, как это бывает у мертвецов, нос заострился, лоб разгладился от морщин. А на белых губах застыла загадочная улыбка.
— Это точно он? — спросил меня санитар.
— Да.
— Перелом шейных позвонков, верно?
— Не знаю.
— Так сказал дежурный врач. Он нисколько не мучился. Это — единственное утешение. Знаете, другим везет меньше! Сегодня вечером нам привезли одного парня… Вы бы видели его! И это еще не конец: праздничный вечер, а дороги так развезло!
Я едва слышал болтовню санитара: вид мертвеца словно завораживал меня. За три часа я лучше узнал его. Из безымянного человека он стал Жан-Пьером Массэ. Я познакомился с его женой, его горничной, увидел его квартиру, бар, который он посещал, кабинет, в котором работал. Я даже был в его спальне.
— Посмотрел? — спросил меня санитар.
— Да, спасибо.
И Массэ навсегда исчез в стене. Но мои глаза запечатлели его загадочную улыбку. Эта смерть и обстоятельства, связанные с ней, оставались для меня ужасной тайной.
Наши шаги по каменному полу разносились мрачным эхом по этому печальному дому.
— Он был женат? — спросил мой проводник.
Передо мной встала мадам Массэ, застывшая на своей кровати в трогательной позе испуганного зверька. И тотчас я почувствовал необходимость снова быть рядом с ней, как можно скорее, чтобы спасти от неведомой опасности. Мне чудилось, что над нею витает некая угроза. Там, в ее квартире, я ощущал это очень остро.
— Да, он был женат. До свидания!
Я забыл выключить фары, и они ярко освещали фасад морга. Его здание вырисовывалось в ночной темноте как некий исторический памятник — так их обычно подсвечивают прожекторами. Снова пошел дождь, и казалось, весь мир растворился в его струях.
Щетки дворников зашуршали по ветровому стеклу автомобиля. Какую-то долю секунды из-за дождя я ничего не видел, но затем стекло очистилось и туманная перспектива улицы возникла передо мной. Равномерно-шуршащее движение дворников по стеклу усугубляло то жуткое чувство растерянности, которое я испытывал. Никогда в жизни не знал я прежде такого.
Людей моей профессии учат быть сильными, четко видеть ситуацию, побеждать ее, несмотря на все трудности. Нас учат сохранять спокойствие, уметь анализировать обстановку и принимать быстрые и верные решения. Но сейчас я был совершенно сбит с толку.
В половине седьмого вечера я наехал на человека. Его смерть была официально установлена. А в девять часов жена этого человека получила от него письмо, в котором он рассказывает о том, что с ним произошло. И это письмо отправлено в семь часов тридцать минут. От этого можно было сойти с ума, напрочь свихнуться.
Вилли, сказал я себе в конце концов, старый болван, сверхъестественного не существует. У всей этой истории есть разумное объяснение. Поскольку Жан-Пьер Массэ погиб в шесть часов тридцать минут, то не мог написать жене в семь часов тридцать минут. Вывод: это письмо — фальшивка! Кто-то, зная о несчастном случае, подделал почерк погибшего. С какой целью? Это-то и надо выяснить. Причем выяснить быстро.
Улицы были почти пусты. Только изредка на бешеной скорости проносились в веере брызг встречные машины.
Окна третьего этажа помпезного дома Массэ были темны. Я решил подняться по лестнице. Странно было доставать из кармана ключи, входить в эту квартиру, как к себе. Запах, царивший здесь, был мне уже знаком. В тот же момент, как за мной закрылась дверь, раздался телефонный звонок. Опрокинув в темноте стул, я бросился зажигать свет. Все это получилось довольно громко. Невольно у меня вырвалось проклятье. Плечом я стукнулся об один из шкафов, и маленькие флакончики еще долго дребезжали на стеклянных полках.
